Является ли тема «культура поведения» философской темой, в строгом, классическом смысле этого слова? – На этот счёт были и будут противоположные суждения; но мне точно известно то, что в России эта тема уже проникла в политические дискуссии, в том числе по вопросам культурной политики и законодательства.

Однажды я сам слышал, как один представитель законодательной власти, выступая с высокой трибуны по поводу проекта нового закона о культуре, рассуждал о том, какая страна культурнее: та, где нет Толстого и Чехова, но люди не плюют на улице, или та, где есть Толстой и Чехов, однако люди плюют на улице и разбирают железнодорожные пути на запчасти, даже не задумываясь о крушении поездов (как это в одном рассказе у того же Чехова). Взаимосвязанные ли это вещи? Или совершенно отдельные? Если государство заботится о культуре, на какой её аспект обращать внимание в первую очередь? – У чиновника получалось, что пусть лучше уж не будет Толстого и Чехова, но люди будут чистоплотными.

Ещё я помню одну острую радиопрограмму о культуре на российском радио. Речь шла о том, был ли прошедший год для российской культуры кризисным или прогрессивным, но вначале обсуждали, как вообще оценивать уровень развития культуры. Один из участников – известный российский ученый – пояснил, чем отличается его взгляд от взгляда традиционного искусствоведа и историка культуры. Искусствовед смотрит наверх на шедевры, а то, что копошится там, внизу, его не интересует; наш учёный, наоборот, смотрел вниз, и его не интересовало то, что «копошится» там, наверху – среди Платонов, Рафаэлей и Достоевских.

Учёный из радиопередачи пояснил, что привык оценивать уровень культуры в стране по состоянию общественных туалетов, на которые всегда обращал внимание в своих путешествиях по миру. Выходит, уровень культуры, с его точки зрения, оценивается обонянием. От его ощущений в отхожих местах выстроилась всемирная шкала культурного развития. Он много путешествует, и его опыт в прошлом году был очень негативным: он говорил, что не только российская, но и вся мировая культура переживает настоящий кризис.

Они в чем-то похожи друг на друга: этот законодатель и этот ученый.

Я бы ответил им так. Есть проверенная тысячелетиями истина: чтобы на улицах было чисто, надо их убирать, и уж эта обязанность управителей городов не зависит ни от философии, ни от культурной политики, ни от законодательства о культуре. Логика наших персонажей лишь на первый взгляд отрезвляюще рациональна: на самом деле, она способна завести в тупик.

Например, очевидный показатель высокой культуры страны – демократия. Неизбежный знак демократии – санкционированные забастовки. Однажды здесь, в Афинах несколько лет назад, в июле, в самую жару я увидел знак настоящей демократии: забастовку мусорщиков, которая длилась несколько недель, в течение которых улицы не убирали и мусор из контейнеров не выносили. Для нашего чиновника и нашего ученого – теоретика культуры это явно неразрешимая ситуация.

Если серьезно, что сегодня дает нам понятие «культура поведения»? – Ещё в 1950-х годах американские антропологи выпустили книгу, где определений культуры было собрано 164. В числе главных определений у них уже было определение культуры как «культурного поведения».

Как ни старайся умножить разнообразие определений культуры, все они вращаются вокруг двух взаимосвязанных понятий: ценность и традиция. Культурное поведение – это поведение, вобравшее в себя ценности и традиции. Думаю, что банальные плевки на улице, обыкновение выбрасывать мусор себе под ноги – знак того, что человек признает не своим мир за пределами его квартиры; точнее он не видит в нем его собственный дом. На то, что дорого, ведь не плюнешь: это – ценность; однако есть народы, не считающие плевок грязью: а это уже – традиция, и здесь ничего не поделаешь.

Культура поведения в мире издревле была связана, во первых, с пониманием грязного и чистого; а во-вторых, с философией поступка, которая является краеугольным камнем этических учений и лежит в основе любого государственного законодательства.

Отделение грязного от чистого и отбрасывание грязного в античной культуре называли «катарсисом». Но точно так же понимали и исцеление (iatreia, therapeia): это – отбрасывание грязи, скверны от тела и души. «Очищение» и «исцеление» у Аристотеля употребляются как синонимы, например, когда в Политике он говорит об очищении с помощью религиозных песнопений.

При этом надо, конечно, понимать, что катарсис – не безобидная штука. В античной культуре грязь или скверна (по-гречески, pharmakon) отбрасывается от чистого насовсем – жёстко, страшно, решительно и навсегда. Иначе от неё не исцелиться, ведь скверна – образ смерти. Так, по преданию, во время совершения обрядов Таргелий в Афинах по городу прогоняли приговоренного к казни преступника (воплощение общественной скверны) и публично сбрасывали со скалы. Жестоко, ничего не скажешь: но таково ощущение болезненности и горечи исцеления от скверны.

Сразу возникает вопрос: сохранение чистоты улиц, которое, конечно, входит в культуру поведения – имеет ли это общее с катарсисом в его исконном, классическом, понимании? – Очевидно, да. Чистый человек не распространяет вокруг себя грязь. А грязный может стать чистым с помощью катартического обряда.

В телевизионной рекламе нам целый день говорят: позаботьтесь о чистоте, блеске и украшении собственного тела, покажите его во всем великолепии его свойств, и у вас все будет в порядке, вы все преодолеете. Но силен и другой голос: забудьте совсем о теле, заботьтесь только о душе: тело – лишь несовершенная ее оболочка, непрочный сосуд.

И та, и другая идеология глубоко укоренились в нашей массовой культуре.

Недавно я читал сценарий одного фильма (лирической комедии), предназначенного для массового проката, где происходит небесный суд над человеком, и ангелы спускаются с небес, выбирая себе в особом небесном хранилище (своеобразной примерочной) тело, как пальто или пиджак. Один ангел – бывший человек – в прекрасном мускулистом мужском теле, по сценарию, занимается любовью с очень некрасивой девушкой, не верящей своему счастью. Именно в этом эпизоде звучит важный для сценария тезис, который красавец-мужчина-ангел изрекает девушке: тело – не главное, оно – всего лишь оболочка; главное – то, что внутри.

Так что же очищать вперёд, чтобы сделать человека лучше: тело или душу? Вот здесь-то, в трактовке взаимоотношений тела и души античная классическая философия действительно может преподать серьезнейший урок современности.

Душа и тело связаны накрепко: по Аристотелю, «душа это первая осуществленность тела» (prota entelecheia tou somatos). Мы привыкли думать, что тело – сосуд, в который влито душевное содержание, как вино в бокал. Но у Аристотеля всё наоборот и притом гораздо сложнее: душа оказывается формой живого тела. Тело без души бесформенно, оно – чистый материал, о котором и сказать-то ничего нельзя. Душа впервые придает телу его содержание, поэтому она есть “форма и логос тела”. Но и без тела никакое духовное содержание в человеке осуществиться не может.

Как понять этот важнейший тезис: «душа есть первая осуществлённость тела»?

Во-первых, здесь, видимо, сказано то, что человеческое тело неисправимо духовно, оно не может не быть духовным, даже если оно презирает духовность и живет вегетативно, путем воспроизводства отдельных функций. Вегетативность (например, механическое воспроизводство страсти к чистоте собственного тела) – это тоже вариант человеческой духовности и душу от тела не прогоняет. Душа у тела есть всегда, когда оно живо. Другое дело, что обнаружить ее у себя и начать о ней заботиться – это особое и трудное событие для человека, которое иногда называют его вторым рождением.

Во-вторых (и это, пожалуй, главное) классическая философия настаивает на том, что душа вся вовне, а не внутри. Тело без жизни и без души – чистая возможность, «потенция»; благодаря душе, оно из «потенции» становится, по Аристотелю, «энергией» (слово «энергия» с греческого переводится как «действительность», или буквально «то, что на деле» – en ergon). Поэтому мы говорим, вслед за Аристотелем, что человеческая душа уже присутствует в человеческих поступках (высказывание – тоже поступок), и именно в этом смысле она сливается с человеческим обликом: она вся снаружи. Поступок знает о человеке больше, чем сам человек: не случайно мы узнаем правду о себе самих исключительно по нашим собственным поступкам.

Современная культура, думаю, слишком носится с понятием «личность» (personality), или «внутренняя личность» полученным путем искажения классического понятия. Личность – от греческого prosopon, латинского persona, которые значат, буквально, «маска», внешность. В современности под личностью, наоборот, часто понимают скрытое внутреннее содержание. Из этой концепции проистекает склонность думать о себе лучше, чем показывают поступки: а это – путь к безответственности. Аристотель говорит прямо: даже любовь как чувство – это не любовь, пока ты ее не проявишь, то есть пока не превратишь ее в «энергию», в «действительность»; вместе с энергией ты впервые в полной мере ощутишь ответственность за неё.

Классическое понимание души (а оно присутствует и ранее у Платона, и у гораздо более поздних философов, например, у Спинозы, и в XX веке у экзистенциалистов и Хайдеггера) – это то, от чего следует отталкиваться, думая о современной философии поступка: без такой философии поступка говорить о «культуре поведения» бессмысленно.

Итак, душа присутствует в поступках, которые совершают душа и тело вместе. Аристотель специально подчеркивает то, что они вместе: «общие телу и душе решимость, память, страх и боль». Вопрос о том, что чистить вперёд, чтобы человек стал лучше, тем самым снимается, обессмысливается. С чего же начинать?

Есть поздний платоновский диалог под названием Определения: он написан явно не Платоном, а его учениками. В нём есть одно удивительное определение: paideia dynamis therapeutike psyches – «воспитание/образование: целительная способность души». «Целительная способность» здесь дана сразу в двух смыслах, объективном и субъективном: как способность души исцелиться и как средство к ее исцелению (лекарство для души). Можно перевести иначе: «воспитание/образование – средство ухода за душой».

Этим же словом «воспитание» – paideia – передаётся смысл первой европейской концепции культуры, самой сильной и авторитетной в древнем Средиземноморье. Это – эллинская культура, существовавшая и усваивавшаяся исключительно в системе воспитания. Сила эллинского воспитания в эпоху эллинизма была в том, что оно не отрицало множественные системы местного воспитания, но укрепляло и направляло их.

Во время доминирования Рима Эллада сохранилась не военной силой. Завоевания Александра Македонского тоже удержало не войско, но именно авторитет эллинского воспитания, которое стало в средиземноморье синонимом «воспитания» вообще. Культурный человек (он же «утончённый человек») даже в позднем императорском Риме должен был уметь говорить и писать по-гречески и быть воспитанным по греческой модели.

В современном мире и Греция, и Россия, и Европа перед лицом безбрежного моря информации, океана культурного разнообразия похожи на маленькую Аттику перед лицом огромного эллинистического Средиземноморья. Помня её пример, можно смело сказать, что самое главное средство против засилья ненастоящих ценностей, подделок под высокое, шарлатанов от культуры, против национализма и шовинизма – это никакая ни цензура. Главная защита, которую нужно теперь выстраивать и всеми силами укреплять в любой стране с использованием всего мощнейшего государственного ресурса – это национальное гуманитарное образование, а ещё точнее – художественное образование, или воспитание в области литературы и искусства. Ничто не способно сильнее сплотить народ и сделать его культурнее.

Наука история издревле была предметом идеологических манипуляций: она важна, но не она учит гуманизму и свободе. Гуманизму как умению понимать другого человека и свободе как свободе творчества в первую очередь учит чтение и толкование литературы и искусства, а также творческие упражнения в них. В таких занятиях обретаются и внимательность, и чуткость по отношению к другому: эти искусства требуют понимать творца, его героев, его произведения.

Я полагаю, что умение понимать другого и быть внимательным к нему – самое главное умение современности. Без него невозможно ощутить себя в целом мире, как в своем доме, в котором живут очень разные люди. Опыт переживания мира, как дома, вернее всего заставляет хранить чистоту за пределами квартиры.

Итак, предоставим заботиться о чистоте улиц городским властям. Не будем увлекаться утопической идеей создания всемирного кодекса этических правил, или всемирного гуманистического законодательства (они не приживутся так же, как не прижился искусственный язык эсперанто). Вместо этого, может, имеет смысл провозгласить в резолюции нашего Форума особую ценность национального художественного образования в каждой стране? Раскрыть его функцию гуманизации общества, развития взаимопонимания между народами?